Неточные совпадения
Расспросивши подробно будочника, куда можно пройти ближе, если понадобится, к собору, к присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть на
реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу, с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько,
посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности,
за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и, еще раз окинувши все глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою.
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся
реке.
Но, торжеством победы полны,
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Евгений
смотрит: видит лодку;
Он к ней бежит, как на находку;
Он перевозчика зовет —
И перевозчик беззаботный
Его
за гривенник охотно
Чрез волны страшные везет.
Но тотчас почувствовал, что говорить не следует, Варвара, привстав, держась
за плечо его, изумленно
смотрела вниз, на золотую
реку, на мягкие горы, одетые густейшей зеленой овчиной, на стадо овец, серыми шариками катившихся по горе.
Посмотрев на
реку, где Сомова и Борис стремительно и, как по воздуху, катились, покачиваясь, к разбухшему, красному солнцу, Лидия предложила Климу бежать
за ними, но, когда они подлезли под веревку и не торопясь покатились, она крикнула...
«Как это они живут?» — думал он, глядя, что ни бабушке, ни Марфеньке, ни Леонтью никуда не хочется, и не
смотрят они на дно жизни, что лежит на нем, и не уносятся течением этой
реки вперед, к устью, чтоб остановиться и подумать, что это
за океан, куда вынесут струи? Нет! «Что Бог даст!» — говорит бабушка.
— Говоря о себе, не ставьте себя наряду со мной, кузина: я урод, я… я… не знаю, что я такое, и никто этого не знает. Я больной, ненормальный человек, и притом я отжил, испортил, исказил… или нет, не понял своей жизни. Но вы цельны, определенны, ваша судьба так ясна, и между тем я мучаюсь
за вас. Меня терзает, что даром уходит жизнь, как
река, текущая в пустыне… А то ли суждено вам природой?
Посмотрите на себя…
Потом бежал на Волгу, садился на обрыв или сбегал к
реке, ложился на песок,
смотрел за каждой птичкой,
за ящерицей,
за букашкой в кустах, и глядел в себя, наблюдая, отражается ли в нем картина, все ли в ней так же верно и ярко, и через неделю стал замечать, что картина пропадает, бледнеет и что ему как будто уже… скучно.
Стрелки Сабитов и Аринин стали собираться в дорогу, а я отправился на
реку Билимбе, чтобы
посмотреть, насколько спала вода
за ночь.
— Как! — опять закричал он. —
За воду тоже надо деньги плати?
Посмотри на
реку, — он указал на Амур, — воды много есть. Землю, воду, воздух бог даром давал. Как можно?
Следующие три дня были дневки. Мы отдыхали и собирались с силами. Каждый день я ходил к морю и осматривал ближайшие окрестности.
Река Амагу (по-удэгейски Амули, а по-китайски Амагоу) образуется из слияния трех
рек: самой Амагу, Квандагоу, по которой мы прошли, и Кудя-хе, впадающей в Амагу тоже с правой стороны, немного выше Квандагоу. Поэтому когда
смотришь со стороны моря, то невольно принимаешь Кудя-хе
за главную
реку, которая на самом деле течет с севера, и потому долины ее из-за гор не видно.
Если
смотреть на долину со стороны моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается долина. Шаг
за шагом отходило море и уступало место суше. Но самое интересное в долине — это сама
река. В 5 км от моря она иссякает и течет под камнями. Только во время дождей вода выступает на дневную поверхность и тогда идет очень стремительно.
После полудня мы с Дерсу опять пошли вперед.
За рекой тропка поднялась немного на косогор. Здесь мы сели отдохнуть. Я начал переобуваться, а Дерсу стал закуривать трубку. Он уже хотел было взять ее в рот, как вдруг остановился и стал пристально
смотреть куда-то в лес. Через минуту он рассмеялся и сказал...
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то
смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит,
за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
— А!
за овинами… боже мой!..
Смотри, Нарцис… ах боже… — и старик побежал рысью по мосту вдогонку
за Гловацким, который уже шагал на той стороне
реки, наискось по направлению к довольно крутому спиралеобразному спуску.
Возвращаясь вечером с ярмарки, я останавливался на горе, у стены кремля, и
смотрел, как
за Волгой опускается солнце, текут в небесах огненные
реки, багровеет и синеет земная, любимая
река. Иногда в такие минуты вся земля казалась огромной арестантской баржей; она похожа на свинью, и ее лениво тащит куда-то невидимый пароход.
«Воеводина барыня пленного турка привезла, все ходят
за реку смотреть, и я тоже видел: человек роста высокого, лицом чёрен, большеголов и усат.
— Какие там билеты… Прямо на сцену проведу. Только уговор на берегу, а потом
за реку: мы поднимемся в пятый ярус, к самой «коробке»… Там, значит, есть дверь в стене, я в нее, а вы
за мной. Чтобы, главное дело, скапельдинеры не пымали… Уж вы надейтесь на дядю Петру. Будьте, значит, благонадежны. Прямо на сцену проведу и эту самую Патти покажу вам, как вот сейчас вы на меня
смотрите.
Песня была веселая, и Кайло грузно отплясывал под пение Пестеря, шлепая своими грязными лаптями. Маркушка хрипел и задыхался и слышал в этой дикой песне последний вал поднимавшейся воды, которая каждую минуту готова была захлестнуть его. В ужасе он хватался рукой
за стену и бессмысленно
смотрел на приседавшего Кайло. И Кайло, и Пестерь, и Окся с Лапухой, и Брагин — все это были пенившиеся валы бесконечной широкой
реки…
Оглянувшись, Брагин с сожалением
посмотрел «
за реку», то есть по ту сторону пруда, где тянулась Старая Кедровская улица.
Разумеется, я расспросил обо всех подробностях этой необыкновенной охоты и даже сам сходил
посмотреть места по Малому Заю, на которых он стрелял красуль, водящихся в этой
реке в большом изобилии: берега были высоки и удобны для того, чтоб
за ними притаиться, а перекаты так мелки, что и небольшую рыбку нетрудно было застрелить.
Ни один, от старого до малого, не пройдет мимо
реки или пруда, не поглядев, как гуляет вольная рыбка, и долго, не шевелясь, стоит иногда пешеход-крестьянин, спешивший куда-нибудь
за нужным делом, забывает на время свою трудовую жизнь и, наклонясь над синим омутом, пристально
смотрит в темную глубь, любуясь на резвые движенья рыб, особенно, когда она играет и плещется, как она, всплыв наверх, вдруг, крутым поворотом, погружается в воду, плеснув хвостом и оставя вертящийся круг на поверхности, края которого, постепенно расширяясь, не вдруг сольются с спокойною гладью воды, или как она, одним только краешком спинного пера рассекая поверхность воды — стрелою пролетит прямо в одну какую-нибудь сторону и следом
за ней пробежит длинная струя, которая, разделяясь на две, представляет странную фигуру расходящегося треугольника…
Предводитель отступил шаг назад и поправил шапку. Затем он
посмотрел направо: вода с этой стороны затопляла
реку на далекое расстояние;
посмотрел налево: с этой стороны вода простиралась еще дальше. Предводитель снова поправил шапку, тряхнул пилою и пошел отхватывать прямо, останавливаясь, однако ж, кое-где и ощупывая ногами лед, скрытый под водою. Остальные путники, как бараны, последовали тотчас же
за своим товарищем.
Саша бегала по всем комнатам и звала, но во всем доме не было никого из прислуги, и только в столовой на сундуке спала Лида в одеже и без подушки. Саша, как была, без калош выбежала на двор, потом на улицу.
За воротами на лавочке сидела няня и
смотрела на катанье. С
реки, где был каток, доносились звуки военной музыки.
— Извольте
смотреть вон туда, влево,
за реку.
Чебутыкин. Ничего. Глупости. Соленый стал придираться к барону, а тот вспылил и оскорбил его, и вышло так в конце концов, что Соленый обязан был вызвать его на дуэль. (
Смотрит на часы.) Пора бы, кажется, уж… В половине первого, в казенной роще, вот в той, что отсюда видать
за рекой… Пиф-паф. (Смеется.) Соленый воображает, что он Лермонтов, и даже стихи пишет. Вот шутки шутками, а уж у него третья дуэль.
— Юрий, успокойся… видишь, я равнодушно
смотрю на потерю всего, кроме твоей нежности… я видела кровь, видела ужасные вещи, слышала слова, которых бы ангелы испугались… но на груди твоей всё забыто: когда мы переплывали
реку на коне, и ты держал меня в своих объятиях так крепко, так страстно, я не позавидовала бы ни царице, ни райскому херувиму… я не чувствовала усталости, следуя
за тобой сквозь колючий кустарник, перелезая поминутно через опрокинутые рогатые пни… это правда, у меня нет ни отца, ни матери…
Накинул на плечи парусиновое пальто, взял подарок Алексея, палку с набалдашником — серебряная птичья лапа держит малахитовый шар — и, выйдя
за ворота,
посмотрел из-под ладони к
реке на холм, — там под деревом лежал Илья в белой рубахе.
— N'est-ce pas? Не правда ли? — не менее восторженно отозвался Мангушев, — ah! attendez! a diner je vais vous regaler d'un certain vin, dont vous me direz des nouvelles! ах! подождите!
за обедом я вас угощу одним вином, и
посмотрим, что вы о нем скажете! Затем разговор полился уж
рекой.
Не хочется думать о нем, — я
смотрю в поле: на краю его синий лес, а
за ним, под горою, течет Волга, могучая
река, — точно она сквозь душу твою широко течет, спокойно смывая отжившее.
Снова они поплыли по
реке, сидя друг против друга. Варенька завладела вёслами и гребла торопливо, сильно; вода под лодкой недовольно журчала, маленькие волны бежали к берегам. Ипполит Сергеевич
смотрел, как навстречу лодке двигаются берега, и чувствовал себя утомлённым всем, что он говорил и слышал
за время этой прогулки.
Лодка ровно шла против течения, тихо двигались берега, вокруг было упоительно хорошо: светло, тихо, душисто. Полканов
смотрел в лицо Вареньки, обращённое к широкогрудому гребцу, а он, мерно разбивая вёслами гладь
реки, говорил о своих литературных вкусах, довольный тем, что его охотно слушает учёный барин. В глазах Маши, следивших
за ним из-под опущенных ресниц, светились любовь и гордость.
Приходская церковь была в шести верстах, в Косогорове, и в ней бывали только по нужде, когда нужно было крестить, венчаться или отпевать; молиться же ходили
за реку. В праздники, в хорошую погоду, девушки наряжались и уходили толпой к обедне, и было весело
смотреть, как они в своих красных, желтых и зеленых платьях шли через луг; в дурную же погоду все сидели дома. Говели в приходе. С тех, кто в Великом посту не успевал отговеться, батюшка на Святой, обходя с крестом избы, брал по 15 копеек.
Гуси трактирщика могли пробраться к огороду зада́ми, но они теперь были заняты делом, подбирали овес около трактира, мирно разговаривая, и только гусак поднимал высоко голову, как бы желая
посмотреть, не идет ли старуха с палкой; другие гуси могли прийти снизу, но эти теперь паслись далеко
за рекой, протянувшись по лугу длинной белой гирляндой.
Янкель стал
смотреть на свет какие-то шаровары, чтобы ошибкой не дать чорту новых, а в это время
за рекой, по дороге из лесу, показалась пара волов. Волы сонно качали головами, телега чуть-чуть поскрипывала колесами, а на телеге лежал мужик Опанас Нескорый, без свитки, без шапки и сапогов, и во все горло орал песни.
Все, не отрываясь, следят
за его игрою, только Тиунов неподвижно
смотрит на
реку — губы его шевелятся и бородка дрожит, да Стрельцов, пересыпая песок с руки на руку, тихонько шепчет...
«Из-за чего, — говорит, — это я только все себе наделала? Каких я людей слушала? Разбили меня с мужем; натолковали мне, что он и тиран, и варвар, когда это совсем неправда была, когда я, я сама, презренная и низкая капризница, я жизнь его отравляла, а не покоила. Люди! подлые вы люди! сбили меня; насулили мне здесь горы золотые, а не сказали про
реки огненные. Муж меня теперь бросил,
смотреть на меня не хочет, писем моих не читает. А завтра я… бррр…х!»
Было потехи у баб, ребятишек,
Как прокатил я деревней зайчишек:
„Глянь-ко: что делает старый Мазай!“
Ладно! любуйся, а нам не мешай!
Мы
за деревней в
реке очутились.
Тут мои зайчики точно сбесились:
Смотрят, на задние лапы встают,
Лодку качают, грести не дают:
Берег завидели плуты косые,
Озимь, и рощу, и кусты густые!..
К берегу плотно бревно я пригнал,
Лодку причалил — и „с богом!“ сказал…
И оба таким образом друг другу свое благородство являют и не позволяют один другому себя во взаймоверии превозвысить, а к этим двум верам третия, еще сильнейшая двизает, но только не знают они, что та, третья вера, творит. Но вот как ударили в последний звон всенощной, англичанин и приотворил тихонько оконную форточку, чтобы Марой лез, а сам уже готов отступать, но вдруг видит, что дед Марой от него отворотился и не
смотрит, а напряженно
за реку глядит и твердисловит...
Я пошла
за ним; к
реке подошли, а до своих было далеко плыть;
смотрим: лодка и знакомый в ней гребец сидит, словно поджидает кого.
На мысу рос тальник, стояла маленькая грязная водокачка, с тонкой высокой трубой на крыше, а
за мысом, уютно прикрытая зеленью, встала полосатая купальня, синяя и белая. Берег укреплён фашинником, по склону его поло́го вырезана дорожка, он весь густо усажен молодым березняком, а с верха, через зелёную гриву,
смотрит вниз, на
реку и в луга, небольшой дом, приземистый, опоясанный стеклянной террасой, точно подавленный антресолями, неуклюжей башенкой и красным флюгером над нею.
Сели,
смотрим — деревенька наша как парчой и золотом на серой земле вышита. Опускается
за рекой могучее светило дня, жарко горят перекрытые новой соломой крыши изб, красными огнями сверкают стёкла окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно ложатся на нас и на звонкую землю — сдвинулись мы потеснее, для тепла.
Сидели мы у опушки леса над
рекой. Поздно было, из-за Малинкиной колокольни
смотрело на нас большое, медно-красное лицо луны, и уже сторож отбил в колокол десять чётких ударов. Всколыхнули они тишину, и в ночи мягко откликнулись им разные голоса тайных сил земли.
Глаз не сводя,
смотрит он в даль по Волге, глядит, как из-за бледно-желтой, заметавшей чуть не половину
реки косы легко и свободно выплывают один
за другим низóвые пароходы, увлекая
за собой долгие, легкие, уемистые баржи.
День стоял хороший, на
реке было не особенно жарко, и наш молодой человек — один среди чужих людей — то наблюдал этих чужих людей, то
посматривал на пустынные берега
реки и бесчисленные рукава и протоки, по которым одно
за другим шли суда французской эскадры.
За день мы прошли далеко и на бивак стали около первой развилки, которую удэхейцы называют «цзаво». Этим же именем они называют и речку, по которой можно выйти в самые истоки
реки Наргами (приток Буту). На этом биваке произошел курьезный случай. Вечером после ужина один из удэхейцев стал раздеваться, чтобы
посмотреть, почему у него зудит плечо. Когда он снял нижнюю рубашку, я увидел на груди у него медный крест и спросил...
Этот день прошел как-то скучно: все записи в дневниках были сделаны, съемки вычерчены, птицы и мелкие животные препарированы. Словом, все было в порядке, и надо было заняться сбором новых материалов. Весь день мы провели в фанзе и рано вечером завалились спать. Как-то вышло так, что я проснулся ночью и больше уже не мог заснуть. Проворочавшись с боку на бок до самого рассвета, я решил одеться и пойти на рекогносцировку в надежде поохотиться
за крохалями и кстати
посмотреть, как замерзает
река.
Она держалась обеими руками
за одну веревку и, положив на них голову,
смотрела вдаль
за реку, на широкую, беспредельную зеленую степь, над которою в синеве неба дотаивало одинокое облачко.
Она вышла к набережной. Широкая синяя
река лениво и равнодушно плескалась под солнцем, забыв, что сделала сегодня ночью. И так же равнодушно
смотрели ряды каменных громад, сверкавшие
за рекою в голубом тумане. Александра Михайловна села на скамейку. Ею овладела смертельная усталость. Сгорбившись, с опустившимися плечами, она тупо
смотрела вдаль. На что ей надеяться? Мрачно и пусто было впереди, и безысходный ужас был в этой пустоте.
Серафима
посмотрела вправо, где
за рекой на набережной, в полверсте от города, высилась кирпичная глыба с двумя дымовыми трубами.
— Мне здесь так хорошо, как нигде не бывало, — отвечала она. — Скромная жизнь здешняя мне очень нравится. Там я жила в палатах; вспоминаю о них с благодарностью, с любовью, потому что в них получила воспитание. Все-таки это была клетка, хоть и золотая… Но здесь, по милости папаши, я хозяйка, вольная птичка. А
посмотрите сюда (она указала Волгину из окошка на вид
за рекой): это все мои владения. Никто не мешает мне наслаждаться ими.